Свадебная фотография Ираиды и Ерлана, 29 августа, 2017 года

Ираида Суюнбаева согласилась встретиться с журналистом после того, как ее выписали из больницы. Женщина попросила не фотографировать и не снимать ее на видео. На ее лице и руках до сих пор темные пятна синяков. На ее шее остались следы от пореза ножом, которым муж грозился ее убить. 

— Мы зарегистрировались 29 августа, а насилие началось с 1 сентября. Практически на другой день после свадьбы. Он показал, какой он на самом деле, и это продолжается уже два года. Я два года пытаюсь развестись и… у меня не получается. Он контролирует меня, мою жизнь. Он два года держал меня рядом с собою, угрожая убийством моих детей. Причем не то, чтобы это было однократно. Это происходило каждый день. Он не давал смотреть в сторону моих детей. Он пытался напасть на моих родителей. Вот все это… я же пыталась жаловаться…

— Как отреагировала полиция на ваши жалобы?

— Нет, вы видите, это же бытовое насилие и я так понимаю, что не я одна в такой ситуации. Когда кричишь и никто тебя не слышит.

Вы знаете, он человек очень расчётливый, предусмотрительный и на людях создается впечатление что он совсем другой. Даже мои соседи сейчас говорят – «Мы даже не думали, что он может вести себя вот так, что он способен на такое».

— Я правильно понял – на людях и внутри дома – это были два разных поведения?

— Абсолютно! Его коллеги, наши соседи, знакомые, если вы спросите их о нем, наверняка все скажут только хорошее. С посторонними людьми он вежлив, может быть обаятельным. А дома он мне запрещал уделять внимание моему младшему сыну, который учится в школе. Всякий раз, когда ему казалось, что уделяют внимание сыну, он открыто угрожал его убить. Вот расскажи об этом нашим соседям – наверное не поверят.

— Он набрасывался с угрозами и криками на вас и сына?

— Нееет! В том-то и дело – он очень спокойно и детально рассказывал, КАК он это будет делать. И говорил так, что трудно было в это не поверить. Я говорила об этом, жаловалась, но мне не верил никто. Я пыталась, но я не могла его остановить. Он прекрасно знал, что меня защитить некому, он так и говорил: «Твои родители мне не помеха, ты никуда не денешься». И я действительно никуда не могла деться. Все спрашивают меня: «Почему ты затянула эту ситуацию?». Я не затянула. Я два года кричу, что я хочу развестись. Что он садист, что он убийца. Меня никто не слышит. Все говорят… меня это больше всего убивает – что это чувства, что это он так любит. Но это не чувства, это садизм. Это безнаказанность. То что произошло 28 ноября, это результат того, что его два года никто не мог остановить. У меня было несколько защитных предписаний, он смеялся над этим.

— А почему? Разве эти защитные предписания не должен был как-то отработать участковый? Проверять, как они выполняются.

— Неет! Участковый все что мог делал. Он приходил. Находил Ерлана, заставлял его расписываться. Но его это не останавливало. Я вот охрану наняла даже, «КМС». Они со мной везде ходили. И вот знаете, числа 23 или 24-го, точно не помню, он внаглую к ним подъехал и сказал: «Ребята, не охраняйте ее. Вы ей ничем не поможете. Это бесполезно». И он знал, о чем говорит. Потому что 28-го числа он зашел в офис и сделал все, что он хотел сделать.

— А вы охрану наняли офиса или себя?

— Себя.

— То есть рядом с вами всегда были охранники?

— Да.

— А 28-го ноября рядом с вами тоже была охрана?

— Да, один охранник был.

— А если он был, то что он делал в момент, когда ваш муж напал на вас?

— Ну как? Ерлан, он физически сильный, резкий, подготовленный. Понимаете, человек постоянно готовится к войне. Он постоянно твердил, что не сегодня-завтра на нас нападут китайцы и нужно быть готовым. Это без шуток. Он на полном серьезе готовил себя к войне. Он очень подготовленный человек.

— В физическом смысле подготовленный?

— Да. Ну и во всех остальных смыслах тоже. Человек не пьет, не курит. Витамины ест. Он очень сильный. И как-то все быстро случилось. Он схватил меня, приставил нож к горлу, достал гранату. Сказал охраннику, чтобы тот вышел и закрыл дверь. И с одной стороны хорошо, что именно так все произошло. Потому что, если бы Ерлан приехал, а охранника не было, тогда он меня просто увез, как неоднократно он до этого делал. И ничего бы этого не было бы, не было бы шума, полиции и всего остального. Все продолжалось бы, как и раньше. Я бы жаловалась, рассказывала о его агрессии и мне бы по-прежнему никто не верил.

— Когда вы говорите «он бы меня увез», то что вы имеете в виду? Как это происходит? Он просто берет вас за руку и увозит?

— Да, совершенно верно. Он вытаскивает меня из кресла, закидывает в машину, связывает руки и увозит. Так обычно и происходило раньше.

— Вы говорили, что он садист. То есть он вас избивал и по вашим словам неоднократно. Что вы в таких случаях делали? Звонили в полицию?

— Я пыталась его остановить. Особенно плотно я этим занималась в 2018 году. Обращалась в полицию, писала заявления. Но… все всегда заканчивалось штрафом, предупреждением, еще один штраф, профилактические разговоры в полиции. Он не боялся этого. Он прекрасно знал, что по закону я беззащитна, а он безнаказан. И потом он всегда полицейским говорил: «Я ее люблю, жить без нее не могу». И… я не знаю, это мужская солидарность что ли, но мне в полиции обычно говорили: «Ну он же вас любит. Все от этого. Ну что тут поделаешь? Ну любит он вас так». Понимаете? Нет у них… как вам объяснить? Это не любовь. Это рабство что ли такое. У меня слов нет. Лукпан, я два года пытаюсь с ним развестись, остановить его. Но его развод не остановит. Никак не остановит. Он очень расчетлив и рационален. Он никогда не делает необдуманных шагов. Когда он держал меня заложницей, он ведь все прекрасно понимал. Я плохо помню последние два часа того вечера. Но когда он меня выпускал, он сунул мне в руки все – гранату, пистолет, нож и вытолкал меня за дверь. Почему? Потому что он перед этим внимательно прочитал эту 261 статью (сейчас Ерлану Ислямгалиеву предъявлено обвинение по статье 261 УК РК – «захват и удержание человека в заложниках», — прим.ред). Он прекрасно знает, что по этой статье не будет максимального наказания в случае добровольного освобождения заложника. Поверьте мне, он все прекрасно осознавал и готовился к этому. И вот перед тем, как меня освободить, он мне сказал тогда «Я выйду, заберу тебя, мы уедем жить далеко, в другую страну, где тебя никто не найдет». Даже если ему дадут срок, он выйдет и найдет меня. Он никогда не оставит меня в покое. Никогда не остановится он.

Когда в тот день он пришел ко мне в офис, я была стопроцентно уверена, что я оттуда не выйду. Я точно понимала, что он меня живой уже не отпустит. Потому что если он такое решился, значит ему терять нечего. Так я думала в те часы. Но когда время прошло время и он собрался меня отпускать (он, кстати, все это время между окном и собой держал меня, потому что боялся, что его снимет снайпер), он приказал мне спросить у прокурора, что ему будет если он отпустит меня. Потребовал, чтобы ему передали уголовный кодекс и еще какие-то кодексы. Затем он потребовал, чтобы снова подключили интернет. Когда появился интернет, он стал там читать все эти законы. А вообще, когда он пришел ко мне в офис и схватил меня, он сказал, что пришел за мной, потому что ему терять нечего, он сам умрет и меня с собой заберет, потому что жить без меня якобы не может. Но я, Лукпан, еще раз повторюсь – у него не было никакой любви. Это просто мания какая-то.

— Так это правда, что он ранее шантажировал вас тем, что покончит с собой?

— Неоднократно. И это было не инсценировка. Вот вам там полицейский какой-то сказал, что он ванну красной краской залил, чтобы напугать меня, мол я вот с собой покончил. Так вот это была кровь. Он никогда ничего не инсценировал. Он все делал по настоящему. Но это знаете какая была кровь? Он же медик. Он кровь из вены спускает. Этот случай был, когда я в прошлом году пыталась с ним в очередной раз развестись. Смогла скрыться от него. И вот тогда он поймал меня на этой крови. Я тогда реально испугалась, думала, что до моего приезда он уже умрет. Потом, правда, полицейские это дело как-то спустили на тормозах, не знаю, что там, но он снова отделался тогда. Потом он травился несколько раз. Два раза «Скорая» приезжала, один раз я сама лично его в больницу отвозила. У меня тогда даже сомнений не было в том, что он убьет себя, потому что он сразу 50 штук этого феназепама проглотил и говорил: «Если ты не будешь со мной, тогда мне нет смысла жить». Три раза я его вот так вытаскивала. И так было всегда. Когда я была рядом, он постоянно угрожал, что убьет моих детей и моих родителей. Как только мне удавалось вырваться и скрыться, он пытался убить себя. И вот в этот раз он ворвался и начал твердить, что он пытался повеситься, застрелиться и так далее. Он твердил, что ходил к каким-то знахаркам и привораживал меня. Это был такой поток бреда. Это болезнь такая, понимаете?

— Ираида, а вот когда он ухаживал за вами, были с его стороны предпосылки, его проявления, которые бы вас насторожили?

— Тогда меня должен был насторожить один момент. Мы были знакомы полгода и все эти полгода каждые две-три недели он меня убеждал пойти в ЗАГС и зарегистрироваться. И я периодически отказывалась. У меня двое детей и вообще было не до свадьбы и замужества. И вот как-то раз во время такого разговора он начал рыдать. В голос. Он, видимо, плакал от бессилия. Он стоял передо мной на коленях и плакал в голос. И вот тогда мне бы насторожиться, остановиться и прекратить отношения. Он тогда рыдал, твердил сквозь слезы, что ему ничего не надо, что он хочет умереть у меня на руках и все такое. Мол, только ты нужна. И вот тогда мне нужно было насторожиться и понять, что человек не в себе. И потом у меня тогда сын только поступил в университет, у меня в тот период была такая эйфория, хорошее настроение… И в конце июля мы пошли в ЗАГС и подали заявление. И 29 августа мы зарегистрировались, а 1-го сентября он в первый раз запер меня в квартире. И четыре дня он меня не выпускал. Он вспоминал, как долго меня уговаривал за него выйти замуж, упрекал, что я столько раз ему отказывала и все такое. Вообщем это был совершенно другой, незнакомый мне человек.

— А для чего он вас запер? Из-за чего? Он вас ревновал? Какой был смысл в этом поступке?

— А там не надо искать смысла, Лукпан. Там его нет. Я раньше тоже пыталась искать смысл в его поступках, как-то найти им логическое объяснение. Потом поняла, что не надо даже пытаться это делать. Единственное, что я делала, следила за тем, чтобы он не причинил вреда моим детям. Сколько раз я ему говорила, спрашивала его: «Как ты собираешься меня с собой рядом удержать, постоянно угрожая моим детям?». Но потом я поняла, что я совершаю ошибку, пытаясь взывать к здравому смыслу и логике.

Я потом и охранникам своим говорила: «Ребята, вы его недооцениваете. Он драться с вами не будет. Он придет с чем-нибудь». Но они мне отвечали: «Нет Ираида, ты не волнуйся. Ты под надежной охраной». И вот 28-го числа я думала:»Ну хорошо, пусть он со мной это сделает, но он хотя бы сядет надолго».

— Если вы охранной фирме заплатили….

— Нет, я ребят тоже понимаю, там другого выхода не было. Я же говорю – он все предусмотрел, он знал, как поставить людей в положение, когда у них другого выхода, как выполнять его требования. Он прекрасно понимает, как сделать так, чтобы выйти из ситуации с минимальными потерями. Он в прошлом году приходил ко мне с обрезом. С незарегистрированным огнестрельным ружьем с четырьмя патронами. Я в тот момент ушла от него к своим родителям. Он выбрал время и приехал сюда убивать. Я успела вызвать в полицию. Приехал участковый и его взяли с обрезом.

— Если его взяли с обрезом, то почему нет уголовного дела?

— Лукпан, я вам еще раз говорю – он умнейший человек. Не то, чтобы он умнее вас или меня, но он все просчитывает. То есть до приезда полицейских он угрожал обрезом и говорил, что пришел нас убивать. А когда приехала полиция, он знал, что его снимают полицейские на свои камеры, и тут же сказал, что только что подвозил ночью каких-то людей, на желаевской трассе остановился и нашел обрез. «Я этот обрез положил в машину и ехал сдавать его в полицию, просто по пути забыл об этом, потому что думал о том, как приеду к жене и буду с ней мириться», — вот что он тогда сказал. Хотя я кричала, что он приехал меня убивать. Но со стороны выглядело так, будто бы я истеричка неадекватная, а он говорит вполне логичные вещи.

— И чем все закончилось?

— Штрафом.

— В полиции нам сообщили, что ранее он привлекался к уголовной ответственности.

— Неоднократно. Я сама об этом узнала, когда пришла в полицию в первый раз писать заявление на него. Тогда я узнала, что за бытовое насилие он привлекался последние несколько лет. Там даже были фотографии, когда он был совсем молодой. То есть задолго до знакомства со мной.

— До вас у него были отношения с другой женщиной?

— Я его третья супруга. С первой он прожил около года. Со второй два месяца. И вот я третья. А сколько было гражданских жен, я даже не знаю.

— И кто-то из них обращался в полицию из-за домашнего насилия?

— Я не знаю. Я не то что его бывших, я до свадьбы никого из его родных не знала. Ни родителей, ни брата, ни сестру. Сколько раз я до свадьбы спрашивала его, почему он не знакомит меня со своей семьей? Он мне отвечал: «Ничего страшного. Ты их на свадьбе увидишь. Там хвастаться нечем».

Понимаете, это такой человек. Он одинок. Вокруг него и в его жизни нет никого хорошего. Кругом одни враги, сейчас китайцы нападут. Он ни за кого не держится. Даже мои дети для него враги. Моему младшему сыну 10 лет. И вот этот человек на полном серьезе считает, что ребенок против него строит заговоры. Представляете? Мой сын до того его боится, что начинает заикаться, когда видит его фотографию.

— Он бил его?

— Нет. Но он его запугал. Повторюсь – он очень умело манипулирует людьми. Он знает, как запугать людей, внушить им страх.

— А среди его родственников есть люди, которые для его являются авторитетными?

— Ни одного.

— Просто полиция нам сказала, что привлекла его брата для переговоров.

— Это бесполезно! Он смеялся, когда узнал, что привезли его брата. Это было абсолютно лишнее. Я понимаю, что полицейские как могли тянули время. Первые три часа он с ума сходил. Он и резал меня, и крушил все. Но он все понимал и это был холодный расчет. Я же говорю вам – он знает, как внушить человеку страх и заставить его делать то, что ему нужно. Он именно тогда ударил меня ножом в ногу, и после этого полиция поняла, что он настроен серьезно и это не какой-то подвыпивший мужик устроил разборки с женой.

— Он порезал вам ногу на глазах у полицейского?

— Когда тот заглядывал в окно и вел переговоры.

— А после первых трех часов он успокоился?

— Нет, просто он начал готовиться. Он стал говорить, как он меня убьет, стал прицеливаться ножом в меня, в шею. Говорил, как и что он будет делать, когда начнется штурм, куда воткнет нож, почему эта рана будет смертельной и все такое. Он ведь с самого начала все держал на контроле. Сказал, чтобы никаких шумовых гранат, газа. Он все контролировал.

Вы знаете, если бы его кто-то за два года остановил… Сейчас меня поражает, что за два года никто не мог справиться с одним отморозком. Из всего того ужасного дня я запомнила его слова: «Даже если я сяду, я рано или поздно выйду. Я приеду за тобой, где бы ты ни была. Я найду тебя. Мы уедем в другой город. Помни об этом». И зная Ерлана, я могу вам, Лукпан, точно сказать, он это сделает. Я знаю, что это не конец.

Когда я пыталась об этом рассказать другим, все смеялись. Говорили – это любовь, что за сказки ты говоришь. Поэтому я сейчас еще раз вам говорю – то что его взяли, это не конец.

— Когда вы говорите, что говорили людям и они вам не верили, то кого вы имеете в виду? Это полицейские? Это люди из вашего окружения? Ваши друзья? Родные?

— Я не буду показывать пальцем. Просто поймите, что когда я обращалась в полицию, он этого не боялся. Он знал, что останется безнаказанным. И потом он же очень умен. Когда мы полгода встречались до свадьбы, он же как-то меня очаровывал. Он также действует на людей – шутит, смеется, сочувствует, умеет располагать к себе.

У меня были попытки как-то жить с ним. Предложила ему – давай гостей позовем. Он же никогда к себе домой гостей не звал. Он согласился. Но… как бы вам это объяснить, он вроде со всеми гостями вежлив, но никого близко к себе не подпускает. В душе он всех ненавидит. Родственников, друзей, окружение. Вокруг все для него ничтожества и враги. Когда он у полицейских потребовал пистолет с двумя магазинами, я спросила его:«Зачем тебе два магазина патронов?». Он мне совершенно спокойно ответил: «Я тебя убью, а перед тем как меня убьют, я еще и этих захвачу. Я уйду как герой. Я в Казахстане буду как герой. Думаешь, меня после этого запомнят из-за того, что я тебя удерживал. Меня запомнят как героя, который убил ментов».

В один момент он мне сказал, что если бы хотел меня поймать, чтобы забрать, то он бы сделал это в безлюдном месте. «А тут-то они штурмовать не будут. Здесь вон сколько людей». Все эти часы, несмотря на чудовищность ситуации, я не переставала удивляться, что он предугадывал каждый шаг полиции.

— Так пистолет ему дали с патронами?

— Дали пустой. Они же тянули как могли. Он же торговался с полицией. Они дали ему пистолет в обмен на нож. Он нож отдал, а они-то не знали, что у него есть второй нож. Он все время злился. Говорил мне: «Они разговаривают со мной, как с дебилом. Я понимаю, что они тянут время, но почему они со мной разговаривают как с ребенком?». Знаете… Это от того, что его недооценили. Он в глубине души таит эту свою обиду на мир за то, что его недооценили. Жизнь, окружение, начальство, родные, я в конце концов. По его словам, он должен был занимать должность на уровне как минимум акима.

— Система государственной защиты жертв бытового насилия, как мы видим на вашем примере, не очень эффективна. Что именно лично вам кажется особенно неэффективным?

— Защитные предписания. Да, у меня было несколько защитных предписаний. Но участковый один на участке. А таких как я, может быть несколько. Он же не будет сидеть рядом со мной или ходить по пятам за Ерланом. Да и Ерлан прекрасно все понимал. Он смеялся на этими предписаниями. Он мне говорил: «Понимаешь, я по закону должен три раза нарушить это защитное предписание. И не просто нарушить, ты должна это еще и зафиксировать. Снять на свою сотку, найти свидетелей. А участковый это еще должен доказать». Знаете, что самое обидное? Даже если бы участковый и поймал трижды Ерлана на нарушении предписания, то максимум ему грозил бы штраф. Штраф! Не арест, не уголовное дело. А всего лишь административный штраф! И все!

— К нам в редакцию не часто, но регулярно обращаются женщины-жертвы бытового насилия. Но, как правило, все заканчивается тем, что они потом сами просят не писать о насилии над ними, не предавать огласке случившееся с ними. Вы после всего что с вами случилось, что можете посоветовать таким женщинам?

— Однозначно это нужно предавать огласке. Нельзя молчать.